Представители ФССП России пытались объяснить свое бездействие проводимой в то время «внутренней проверкой», ведь должником являлась крупная иностранная компания, а долг был погашен подконтрольной ей российской фирмой.

Ответчики настаивали также на том, что исчисление убытков по правилам ст. 395 ГК РФ само по себе не противоречит закону, однако, истец должен доказать возникновение конкретных убытков в виде упущенной выгоды, в частности, совершение им приготовлений, направленных на ее получение. Одним из доводов ответчиков являлось то, что взыскатель не является кредитной или финансовой организацией, которая получает основной доход от использования денег.

Судебная коллегия согласилась с доводами Бюро, что именно приставы должны доказать отсутствие своей вины в задержке выплаты, а исчисление ущерба в виде процентов по ставке рефинансирования – правомерно.

Несмотря на то, что такой способ определения убытков от бездействия приставов известен практике уже давно (постановление Президиума ВАС РФ от 18.10.2011 № 5558/11), в большинстве случаев суды все равно отказывают в компенсации даже при установлении фактов нарушения сроков, установленных статьей 110 Закона об исполнительном производстве.

В одних случаях суды перекладывают бремя доказывания на взыскателя, указывая на отсутствие доказательств принятия им мер по получению выгоды (например, дела А40-168809/2022, А07-34163/2021). В других – просто приводят абстрактные доводы об «отсутствии необходимости» возмещения ущерба, поскольку оно не несет в себе «правовосстановительных функций» (дело А40-153335/2023).

Поэтому позиция, поддержанная судом в деле нашего клиента, сегодня весьма актуальна, – она подразумевает минимальный стандарт доказывания для взыскателей. Вынесенное решение заставит приставов лишний раз задуматься о том, что их халатность может привести не только к репутационным, но и финансовым потерям.